То ли из-за того, что Шрэк стоит на пороге кризиса среднего возраста, то ли благодаря стремительному развитию компьютерной анимации, которая за шесть лет научила героя морщить нос почти по-человечьи, но в третьем фильме, когда всматриваешься в мелкоуголовную Шрэковскую мимику, кажется, что она заиграла какими-то новыми, дополнительными оттенками сварливости и недовольства. В принципе это выражение лица издали может сойти и за сыновнюю скорбь, когда Шрэк в начале фильма стоит у смертного одра своего тестя, короля тридевятого царства. Если в нормальных сказках из лягушек получаются принцессы, то в предыдущей серии "Шрэка", наоборот, король оборотился лягушкой, отчего процесс прощания умирающего с безутешными родственниками превращается в жестокий фарс. Жестокий прежде всего по отношению к родным и близким покойного, который никак не может упокоиться с миром и несколько раз бессильно откидывает голову на подушку, закатывая глаза и выкатывая язык, но лишь для того, чтобы тут же очнуться и продолжить выквакивать свое политическое завещание.

После того как дохлую лягушонку наконец укладывают в коробчонку и запускают по течению под жизнеутверждающую композицию "Live And Let Die", Шрэк вынужден заступить на должность и. о. короля, для которой он недостаточно гламурен, слишком неуклюж, а главное — ленив. Приходится ему вместе со старыми корешами Ослом и Котом в сапогах тащиться через море-океан за другим кандидатом на престол — юным принцем Артуром, которого чморят в средневековой школе Вустершир, напоминающей не только Оксфорд, но и Хогвартс, хотя Гарри Поттеру здесь достается еще не так, как могло бы. На прощание принц цитирует ненавистным одноклассникам шварценеггеровскую присказку: "Asta la vista, baby", однако по пути в тридевятое царство начинает подозревать, что совершил ошибку, особенно когда Осел и Кот пугают его королевской работой, в которой сплошь балы, замки да принцессы, а единственная проблема — не дать народу вымереть от голода и чумы.

"Шрэк Третий" продолжает тему волшебных превращений, однако не вкладывает в нее больше воспитательный смысл — что лучше в любом случае оставаться самим собой, и так уже все вроде усвоили. Во второй серии коварные интриганы пробовали превратить героя из чудовища в красавца, и на некоторое время это даже удавалось, но от поцелуя принцессы, которая видела сердцем, а не глазами, дьявольские чары рушились, и противный красавчик превращался обратно в обаятельное страшилище. На этот раз новый персонаж — выживший из ума великий Мерлин, растерявший все свое волшебство, кроме "волшебства общения", нечаянно меняет Осла и Кота телами. Самый смешной момент тут, когда Кот в ослиной шкуре по привычке пытается воспользоваться своим знаменитым психологическим приемом — превращением в маленького беззащитного котенка, но получающийся при этом слабоумный осленок почему-то такого умиления ни у кого не вызывает.



Тем временем в тридевятом королевстве узурпирует трон принц Чарминг, которого на этот раз сценаристы решили наградить не только нездоровой тягой к власти и рекламным помешательством на своих блестящих шелковистых волосах, но также и актерскими амбициями. Чарминг разворачивает агитацию в притоне, где собираются сказочные лузеры, и сколачивает банду из тех, кого еще не успели вспомнить в предыдущих сериях,— реванша жаждут сводная сестрица Золушки, Всадник без головы, капитан Крюк и ходячие злые деревья. Противостоят им в отсутствие Шрэка Фионины разбитные подружки — Золушка, Спящая красавица, Белоснежка и Рапунцель. После того как вдовствующая королева лбом пробивает стены их темницы, они начинают самозабвенно играть в "Ангелов Чарли". Если все это увидят малолетние дети, еще не читавшие сказок про этих кисейных барышень, впоследствии при ознакомлении с первоисточником у них может наступить легкий когнитивный диссонанс. Зато взрослому зрителю при виде засыпающей на ходу Спящей красавицы или Золушки, истерически натирающей полы на нервной почве, остается только восторженно добавить в пандан к звучащему с экрана ругательству "Братья Грим меня забери!": "Шарль Перро тебе под ребро!"